ВСЕМИРНЫЙ ДОКЛАД - 2005

Январь 2005 г.

Дарфур и Абу-Граиб

Кеннет Росс

Среди огромного множества правозащитных проблем 2004 года выделяются два самых серьезных вызова: этнические чистки в суданской провинции Дарфур и пытки задержанных в иракской тюрьме Абу-Граиб. При всей несопоставимости этих двух проблем каждая из них несет в себе далеко идущие последствия. В первом случае мы имеем дело с безразличием к едва ли не самым жутким зверствам, во втором - с открытым игнорированием ведущей державой одного из фундаментальных запретов. С одной стороны, налицо кризис, чреватый многими жертвами, с другой - проявление исключительности, угрожающее подрывом основ сложившихся международных норм. При этом от эффективности ответа на каждый из этих двух вызовов зависит жизнеспособность общемировой системы защиты прав человека: идет ли речь о прекращении резни в Дарфуре или о развороте американской политики в вопросе о пытках и обращении с задержанными.

Широкомасштабные этнические чистки в Дарфуре вызывают в мировом сообществе немало негодования и осуждения, но о существенных реальных шагах всерьез говорить пока не приходится. Систематическое насилие в отношении мирного населения со стороны суданских сил и проправительственных полувоенных формирований составляет преступление против человечества, а некоторыми уже названо даже геноцидом. Однако международная реакция практически ограничивается осуждением жестокостей, направлением гуманитарной помощи жертвам и посылкой Африканским союзом малочисленного и плохо оснащенного контингента, обреченного на почти безнадежные попытки остановить массовое убийство. Никакого реального давления на суданские власти так и не последовало, как и не были направлены настоящие миротворческие силы. Спустя десятилетие после геноцида в Руанде дарфурская бойня вызывает лишь грустную усмешку при воспоминаниях о тогдашних заявлениях в духе "никогда больше". Циничная двуличность правительств выглядит откровенно постыдной.

Необходимы срочные меры для спасения жителей Дарфура. Совет Безопасности ООН, или в случае его бездействия - любая ответственная межправительственная коалиция, должны направить в регион миротворческие силы, достаточные для того, чтобы защитить мирное население, обеспечить ответственность исполнителей и вдохновителей массовых убийств, роспуск и разоружение проправительственных полувоенных формирований и условия для безопасного возвращения перемещенных лиц. Дальнейшее бездействие чревато подрывом фундаментального правозащитного принципа - верховенства обязанности по защите людей от массовых зверств над национальным суверенитетом.

Американские пытки задержанных в иракской тюрьме Абу-Граиб представляют собой вызов совершенно иного рода: масштаб нарушений здесь намного меньше, но нарушителем выступает одна из ведущих держав. В случае с большинством правительств нарушение международных норм по правам человека и положений гуманитарного права влечет за собой осуждение или уголовное преследование, но сами нормы не ставятся под сомнение. Однако открытое игнорирование международного права столь мощной и влиятельной державой, как Соединенные Штаты, да еще и с попыткой правового обоснования таких действий, подрывает сами основы международных норм и создает соблазнительный прецедент для других. Сознательное и последовательное использование американской администрацией тактики "силового допроса" - т.е. признание приемлемости и применение пыток и другого жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения - несет в себе опасность именно такого развития событий, что намного серьезнее последствий "обычного" нарушения. Незаконная практика также подрывает столь необходимый авторитет Вашингтона как глобального борца за права человека и лидера в борьбе с терроризмом. Это ослабление морального авторитета особенно остро ощущается на фоне волны таких открытых посягательств на основополагающие принципы прав человека, как теракты с участием смертников, обезглавливания и других акты насилия в отношении гражданских лиц и нонкомбатантов.

Перед вступающей во второй срок администрацией Дж. Буша стоит задача превратить права человека в движущую силу американской политики и утвердить авторитет Америки в этой области. В качестве первого шага президент и конгресс должны создать полностью независимую комиссию по расследованию нарушений в следственной практике - по аналогии с комиссией 9-11, которая должна выявить источники проблемы и дать рекомендации по исправлению ситуации. Вашингтон также должен признать наличие политических решений, санкционировавших пытки и жестокое обращение с задержанными, отменить их, привлечь к ответственности виновных на всех уровнях и публично заявить о намерении отказаться от любых силовых методов следствия.

Дарфур

Бездушное безразличие мирового сообщества к примерно 70 тысячам погибших и около 1,6 млн. беженцев и вынужденных переселенцев в Дарфуре может объясняться целым рядом факторов, но ни один из них не может служить оправданием такого отношения. СБ ООН в очередной раз забуксовал из-за угрозы оппортунистического использования постоянными членами права вето, которое, по мнению разработчиков доклада о реформе ООН, ни при каких условиях не должно использоваться "в случаях геноцида и крупномасштабных нарушений прав человека". На этот раз основной проблемой стала позиция Пекина, который больше озабочен сохранением выгодных нефтяных контрактов в Судане, чем спасением тысяч человеческих жизней. Такую же расчетливо-безразличную позицию заняла и Россия, которая стремится обеспечить продолжение своих военных поставок Хартуму.

Часть ответственности лежит и на непостоянных членах. Алжир и Пакистан демонстрируют образец исламской солидарности, когда речь идет о правительстве, но не спешат вставать на защиту мусульман, которые страдают от действий такого правительства. Ангола и Бенин превыше всего поставили верность африканскому соседу. На Генеральной Ассамблее огромное множество делегаций, не приемля любую критику положения с правами человека из-за ситуации в собственных странах, были против даже постановки вопроса о дарфурской кровавой кампании, не говоря уже о том, чтобы выступить с осуждением в адрес Судана.

Даже самые активные защитники населения Дарфура - и в первую очередь Вашингтон - были, похоже, больше озабочены тем, чтобы не увязнуть в конфликте, чем прекращением бойни. Для защиты жителей и создания условий для безопасного возвращения перемещенных лиц очевидно необходимо значительное военное присутствие под эгидой ООН, однако США и их западные союзники переложили решение проблемы на Африканский союз - недавно созданную организацию без серьезных ресурсов и опыта проведения военных операций требуемого масштаба. Ситуация вопиет о вмешательстве ведущих военных держав, но все они предпочли оказаться "временно недоступными". США, Великобритания и Австралия увязли в Ираке, причем США - настолько, что даже заявили, что их квалификация событий в Дарфуре как геноцида "не требует дальнейших действий"; Франция занята другими африканскими проблемами; Канада, несмотря на заявления об "обязанности защитить", сворачивает свои обещания по участию в миротворчестве; у НАТО хватает проблем в Афганистане; наконец, Евросоюз размещает свои силы в Боснии. У всех находятся более важные дела, чем защита населения Дарфура от бесчеловечной жестокости со стороны суданского правительства и союзных ему полувоенных формирований.

Другой решающий фактор прекращения этнических чисток - это привлечение к суду исполнителей и вдохновителей убийств, изнасилований и других зверств. Суданские власти пока не предприняли никаких реальных шагов на этом направлении. Для того чтобы положить конец раздающимся из Хартума напыщенным опровержениям и дать жителям Дарфура надежду на то, что мир более не намерен безучастно наблюдать за гибелью и насильственным перемещением их земляков, необходимо уголовное преследование на международном уровне. Раз уж прежняя безнаказанность натолкнула Хартум на перенесение карательной практики с юга страны в Дарфур, то международное уголовное преследование указало бы суданским властям на недопустимость повторения того, что творилось в южном Судане на протяжении больше двух десятилетий.

Следует отдать должное Совету Безопасности, который создал международную комиссию по расследованию для Дарфура - потенциально первый шаг в направлении уголовного преследования. После того как в конце января комиссия представит свой доклад, СБ должен будет рассмотреть вопрос о передаче дела Международному уголовному суду. Пойдет ли Пекин на то, чтобы встать выше своих нефтяных интересов? Смогут ли в Вашингтоне преодолеть свою антипатию к этому институту международной юстиции ради возможности возбудить преследование за преступления, которые сами же США назвали геноцидом? Или, в то время как в Дарфуре продолжают страдать и гибнуть люди, Вашингтон будет настаивать на создании самостоятельного трибунала, что приведет лишь к потере времени? Если в ответ на отчаянные мольбы о помощи из Дарфура Совет Безопасности своим промедлением или бездействием допустит торжество безнаказанности, все его заявления об озабоченности останутся лишь пустым звуком.

Сегодня Дарфур служит примером паралича политической воли в отношении предотвращения и исправления самых вопиющих преступлений против прав человека. Несмотря на бесчисленные осуждения и бесконечные выражения озабоченности, для защиты жителей Дарфура почти ничего не сделано. Провал такого масштаба ставит под вопрос основополагающий правозащитный принцип о том, что жертвы массовых зверств не должны быть брошены мировым сообществом на произвол судьбы. Иначе, когда же еще объединенным нациям действовать, если не в такой ситуации? Как, спустя десять лет после геноцида в Руанде, разрыв между словом и делом может оставаться столь зияющим? Как может мир сохранять такое безразличие перед лицом худших проявлений человеческой жестокости? В ситуации, когда продолжают гибнуть люди и их мнимая защищенность становится мучительно очевидной для всех, мы должны добиваться, чтобы члены мирового сообщества наконец спасли жителей Дарфура. Или так, или заявить "никогда больше" в смысле "на помощь не рассчитывайте".

Силовые методы следствия

Систематическое и непрекращающееся использование американскими властями силовых методов следствия угрожает столпу международных норм по правам человека - исторически сложившемуся запрету, закрепленному в безусловном виде в целом ряде широких международных договоров, о том, что задержанные ни при каких обстоятельствах не должны подвергаться пыткам или иному жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению. Однако американская администрация в своей борьбе с терроризмом превратила это основополагающее правовое обязательство в вопрос морали, оставив за собой право действовать по собственному усмотрению.

Такое пренебрежение столь базисным принципом нанесло огромный ущерб международной системе защиты прав человека. Разумеется, использование американскими властями пыток и других недозволенных приемов вызвало широкое общественное осуждение, которое до некоторой степени нивелировало негативный эффект. Но этого недостаточно. Поданный Вашингтоном пример беззакония имеет такую силу, а влияние Америки в мире настолько велико, что сознательное нарушение может возобладать над возмущенной реакцией и привести к значительному ослаблению международных норм по правам человека. Если можно отмахнуться даже от запрета пыток, то что уж говорить о других правах.

Не ограничившись этим, администрация Буша-младшего еще и подвела под свои действия возмутительное псевдоправовое основание. Администрация и ее юристы устроили фронтальную атаку на абсолютный запрет недозволенного обращения с задержанными по целому ряду направлений: будь то сужение определения пытки до такой степени, что запрет теряет всякий смысл, предоставление виновным в пытках мощной правовой защиты или попытки приписать президенту естественное право отдавать приказы о применении пыток.

Ситуация усугубляется ослаблением позиций одного из ключевых институциональных защитников прав человека. Правозащитная политика Вашингтона всегда отличалась неоднозначностью. На каждого порицаемого нарушителя находился другой, чей произвол не замечали, прощали или даже поддерживали. И все же, несмотря на всю непоследовательность, США исторически принадлежала ключевая роль в отстаивании прав человека. Нынешнее увлечение силовыми методами следствия - часть более общей линии на отказ от правозащитных принципов во имя борьбы с терроризмом - существенно ослабило возможности Америки в этой области.

Теперь правительствам, которые сталкиваются с правозащитным давлением со стороны США, все легче "переводить стрелки", парируя позицию Вашингтона по защите принципов, которые им самим же и нарушаются. Будь то Египет, который оправдывает возобновление чрезвычайного законодательства ссылками на американские законы о борьбе с терроризмом, Малайзия, которая оправдывает административное задержание ссылками на Гуантанамо, Россия, которая использует скандал с Абу-Граиб для ограничения ответственности в Чечне исключительно рядовыми исполнителями, или Куба, которая заявляет об отсутствии у администрации Буша "морального права обвинять" ее в нарушениях прав человека, - из-за подмоченной после 11 сентября репутации Вашингтона репрессивным правительствам теперь легче противостоять американскому давлению. Действительно, когда Хьюман Райтс Вотч пыталась добиться от Госдепартамента протестов против административного задержания в Малайзии и длительных сроков изолированного содержания под стражей в Уганде, дипломаты с сомнением отказывались, поскольку, как заметил один из них, "с тем, что мы делаем в Гуантанамо, нам не с руки настаивать".

С другой стороны, многие правозащитники, особенно в регионе Ближнего Востока и Северной Африки, теперь ощущают дискомфорт, когда Соединенные Штаты приходят им на помощь. Они могут быть кровно заинтересованы в столь влиятельном союзнике, но слишком тесная ассоциация с правительством, которое настолько откровенно игнорирует международное право - применительно к Ираку, Израилю и оккупированным территориям или к антитеррористической кампании - неизбежно ведет к утрате собственного авторитета. Нужно отдать должное президенту Дж. Бушу, который в ноябре 2003 года осудил ситуацию, когда "в течение шестидесяти лет страны Запада прощали и мирились с несвободой в арабском мире". Проводя параллели с американской борьбой с коммунистическими диктатурами Восточной Европы, президент провозгласил переход США к новой "наступательной стратегии свободы". Однако из-за враждебного отношения к общей политике Вашингтона тесное сотрудничество с гражданским обществом, бывшее характерной особенностью политики поддержки демократии в Восточной Европе, для Ближнего Востока и Северной Африки теперь стало труднее. Речь при этом идет не об антиамериканизме вообще, как это часто пытаются представить в попытке отмахнуться от проблемы, а о неприязненном отношении именно к политике Вашингтона.

Утрата Вашингтоном авторитета не связана с недостатком риторики в поддержку концепций, тесно связанных с правами человека, однако создается ощущение, что прямое обращение к правозащитной тематике сознательно ограничивается. Администрация Буша-младшего часто говорит о своей приверженности "свободе" и о своем неприятии "тирании" и "терроризма", но при этом редко - о приверженности правам человека. Такая нюансировка имеет огромное значение. Одно дело - провозглашать себя на стороне "свободы" и совсем другое - связывать себя всем комплексом правозащитных норм, составляющих основу этой свободы. Одно дело - заявлять о намерении бороться с терроризмом и совсем другое - соблюдать международные нормы по правам человека и положения гуманитарного права, отражающие те самые ценности, которые отвергаются террористами. Эта лингвистическая уловка, служащая внешним оформлением отказа от соблюдения юридических норм, которым следуют все государства, уважающие права человека, только способствовала использованию запрещенных методов следствия.

Особенное разочарование в связи с нежеланием Вашингтона подчиняться международным стандартам вызывает его прямолинейность, доходящая иногда до контрпродуктивности, - особенно в регионе Ближнего Востока и Северной Африки - на главных направлениях антитеррористических усилий. Открытые политические системы с устойчивой обратной связью дают людям максимальные возможности для мирной реализации их требований. Однако ситуация, когда главный государственный защитник демократии сознательно нарушает права человека, приводит к ослаблению позиций демократически ориентированных реформаторов и способствует росту привлекательности радикальных течений.

Помимо этого, поскольку преднамеренное нанесение ударов по гражданскому населению противоречит самим основам прав человека, эффективное противодействие терроризму предполагает не только привычное усиление мер безопасности, но также и укрепление правозащитной культуры. Общественные группы, которые в наибольшей степени формируют сознание потенциальных террористов, нужно убеждать в том, что никакие мотивы не могут служить оправданием насилия против мирных людей. Однако попрание Соединенными Штатами прав человека ведет к подрыву правозащитной культуры и, соответственно, к выхолащиванию одного из важнейших механизмов предупреждения терроризма. Американский произвол дает вербовщикам террористов дополнительную идеологическую основу, а фотографии из Абу-Граиб можно считать готовыми агитационными плакатами для новобранцев международного терроризма. Безусловно, многие боевики не нуждаются в дополнительной идеологической подпитке, однако если неустойчивая правозащитная культура подтолкнет всего несколько колеблющихся на путь насилия, это может иметь самые трагические последствия.

И ради чего все это? Разве что для того, чтобы выпустить пар или отомстить, но явно не потому, что без пыток и недозволенного обращения нельзя защититься от террористов. Соблюдение Женевских конвенций не исключает интенсивных допросов задержанных по самой широкой тематике. Действующее в армии США наставление по ведению допроса прямо говорит о том, что нарушения мешают получению достоверной информации. Американское военное командование в Ираке само признает, что задержанные дают более ценные сведения, если не подвергаются давлению. Как отмечал в связи с британским увлечением полученными под пытками показаниями бывший посол Великобритании в Ташкенте Крейг Мюррей: "Мы продаем наши души за мусор".

Все сказанное выше отнюдь не преследует цели объявить США главным злодеем. Материалы Всемирного доклада - 2005 свидетельствуют о том, что есть немало других и более серьезных претендентов на это сомнительное первенство. Грустная правда, однако, заключается в том, что беспрецедентное влияние, которое Вашингтон оказывает на мировые дела, придает нарушениям с его стороны особое звучание.

Излюбленный аргумент защитников администрации Дж. Буша о борьбе за правое дело не выдерживает критики. Общество, которое строится скорее на намерениях, чем на законе - это общество беззакония. Не слишком убедительно выглядят и попытки сослаться на свержение администрацией двух репрессивных режимов - талибов в Афганистане и баасистов в Ираке. Крестовый поход против тирании не оправдывает посягательство на свод тех самых принципов, которые ставят репрессии вне закона.

Чтобы восстановить свой авторитет проповедника прав человека и эффективного лидера антитеррористической борьбы, администрации Буша-младшего нужно срочно подтвердить приверженность правозащитным принципам. Соображения как принципиального, так и прагматического порядка диктуют необходимость создания независимой комиссии по образцу 9-11, призванной провести полное расследование американской следственной практики. После этого администрация должна признать свою неправоту, привлечь к ответственности всех виновных, не ограничиваясь горсткой нижних чинов, и публично заявить об отказе от любых форм силового допроса.

Заметая следы

На появление фотографий из Абу-Граиб администрация Дж. Буша отреагировала по классической схеме пойманного с поличным правительства-нарушителя: признав "отдельные факты нарушений", она занялась минимизацией проблемы. Последняя, по версии администрации, заключалась в нескольких отдельных недобросовестных военнослужащих - пара-тройка "гнилых яблок" на дне бочки - и носила ограниченный характер как географически (только один блок тюрьмы), так и структурно (младший состав, никаких старших офицеров). Приемы недозволенного обращения с фотографий из Абу-Граиб, утверждали в Вашингтоне, никак не связаны с директивами или политикой руководства. Президент поклялся, что "нарушители будут наказаны", но на начало декабря 2004 года уголовное преследование не грозило ни одному должностному лицу старше сержанта.

Ключевым элементом политики минимизации ущерба служила серия старательно ограниченных расследований - на сегодняшний день таковых проведено десять. Как правило, речь идет о проверке военным командованием действий подчиненных, как в случае с расследованиями генерал-майора Джорджа Фэя и генерал-лейтенанта Энтони Джоунса, которые не имели полномочий оценивать роль руководства Пентагона. Единственное расследование такого уровня - во главе с бывшим министром обороны Джеймсом Шлезингером, было назначено самим Д.Рамсфелдом и, похоже, всячески стремилось вывести действующего министра из-под удара. (На пресс-конференции при публикации доклада Шлезингер заявил, что отставка Рамсфелда "была бы только на руку всем врагам Америки".) Комиссия Шлезингера не имела той независимости, как та же комиссия 9-11, созданная при активном участии конгресса США. Что касается ЦРУ, в руках которого, как считается, находятся ключевые подозреваемые террористы, то этому ведомству, похоже, удалось ограничиться только проверкой на уровне собственного генерального инспектора. При этом роль президента Буша и других высших чиновников его администрации вообще, видимо, остается за скобками.

Когда некий чиновник в ответ на критику в адрес администрации Буша-младшего заявил, что его жена является агентом ЦРУ (серьезное преступление, могущее поставить агента в опасное положение), администрация, хотя и под давлением, пошла на назначение специального обвинителя, которому была обещана независимость от административного давления. Однако в ситуации с пытками и другими силовыми методами следствия - куда более серьезным и систематическим преступлением, администрация отказалась назначать специального обвинителя для выяснения того, в какой степени все это было санкционировано старшими должностными лицами. В результате нет ни одного уголовного расследования американской политики и практики силового допроса, которое не контролировалось бы самой администрацией, а бесконечная череда внутренних комиссий не может заменить одну по-настоящему независимую.

Политические истоки Абу-Граиб

Нарушения в иракской тюрьме Абу-Граиб не были ни стихийной инициативой рядовых исполнителей, ни просто следствием "недостатков управления", каковыми их попыталась представить комиссия Шлезингера. Случившееся стало прямым результатом атмосферы беззакония, созданной политическими решениями на самом верху администрации Буша-младшего, причем многие такие решения были приняты задолго до начала иракской кампании. Они отражают курс на борьбу с терроризмом без оглядки на базовые международные нормы по правам человека и положения гуманитарного права - вопреки взятым самими Соединенными Штатами и государствами всего мира обязательствам соблюдать эти нормы даже в условиях войны и непосредственной угрозы национальной безопасности. Решения администрации были активно поддержаны в США целым рядом ангажированных теоретиков и ученых, которые, ссылаясь на необходимость чрезвычайного ответа на чрезвычайную угрозу, без малейших колебаний выступили за отмену тех самых фундаментальных принципов, которые в свое время составили основу американской нации. Речь, в частности, идет о следующем:

• Исключение задержанных в Гуантанамо из сферы действия Женевских конвенций, хотя конвенции применимы ко всем лицам, захваченным на афганском театре военных действий. Высокопоставленные чиновники администрации обещали гарантировать всем задержанным "гуманное" обращение, однако это обещание, судя по всему, никогда всерьез не выполнялось, а в ряде случаев обходилось под придуманным самой же администрацией предлогом "военной необходимости". Между тем фактический отказ от Женевских конвенций послужил американским оперативникам сигналом о том, что, как отмечал один из ведущих сотрудников по борьбе с терроризмом, "перчатки больше не нужны".
  
  
• Почти двухлетнее замалчивание того, что вне зависимости от применимости Женевских конвенций все задержанные американскими силами находятся под защитой аналогичных положений Конвенции ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. При этом даже последовавшее в июне 2003 года под давлением правозащитных организаций запоздалое подтверждение высокопоставленного представителя Пентагона, что конвенция распространяется не только на пытки, но также и на другое недозволенное обращение, если и было доведено до оперативных сотрудников, не имело никаких видимых последствий.
  
  
• Узкое толкование запрета жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, допускающее определенные формы интенсивного допроса, т.е. принуждения к даче показаний с помощью боли, физических страданий и унижения. Вполне естественно, что интенсивность воздействия увеличивалась по мере "миграции", как это было названо в двух докладах Пентагона, из относительно контролируемой ситуации в Гуантанамо на афганский и иракский театры военных действий.
  
  
• Тайное содержание под стражей в полной изоляции части подозреваемых - известно 11 человек, не исключено, что таких задержанных намного больше - вне досягаемости даже Международного комитета Красного Креста. Такое "исчезновение" чревато наибольшим риском пыток и жестокого обращения. В частности, в Афганистане по-прежнему сохраняются закрытые места содержания под стражей, по которым продолжают поступать сообщения об избиениях, угрозах и унижениях сексуального характера. С конца 2001 года в американских местах содержания под стражей в Афганистане умерли шесть человек, последний случай относится к сентябрю 2004 года.
  
  
• Нежелание на протяжении двух лет возбуждать уголовное преследование в отношении американских военнослужащих, признанных военными же патологоанатомами виновными в "убийстве" двух подследственных в Афганистане в декабре 2002 года. Вместо этого оперативная часть была переброшена в Ирак, где стала фигурантом обвинений в новых нарушениях.
  
  
• Санкционирование министром обороны Д.Рамсфелдом методов силового допроса для Гуантанамо, которые, как минимум, нарушали запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, а возможно - могли быть квалифицированы и как пытки. Речь идет о принудительном помещении задержанных в болезненные стрессовые позы, надевании мешка на голову, лишении одежды, а также о травле собаками. Впоследствии санкция была отозвана, но к тому времени это уже сыграло свою роль в формировании атмосферы, делающей допустимым отступление от международно-правовых обязательств.
  
  
• Санкционирование, по сведениям - неким высокопоставленным чиновником администрации Буша-младшего, и применение пытки, известной в Латинской Америке как "подводная лодка", - когда человека до последнего держат под водой (иногда он действительно захлебывается).
  
  
• Передача подозреваемых странам, где систематически практикуются пытки (Сирия, Узбекистан, Египет). Иногда это сопровождается просьбой предоставить на дипломатическом уровне заверения в том, что передаваемое лицо не будет подвергаться недозволенному обращению, однако если уж государство постоянно нарушает соответствующую конвенцию ООН, ценность таких заверений представляется весьма сомнительной.
  
  
• Принятое еще в начале первого президентского срока Дж. Буша решение администрации о противодействии и подрыве Международного уголовного суда, отчасти связанное с опасением того, что Соединенным Штатам придется преследовать своих граждан за военные или иные сопоставимые преступления, которые Вашингтон предпочел бы не заметить. Это послужило сигналом о готовности администрации оградить личный состав от международной ответственности за нарушения прав человека в случае их санкционирования правительством Соединенных Штатов.
  
  
• Фабрикация Министерством юстиции, Пентагоном и правовым управлением Белого дома сомнительных правовых обоснований пыток. Несмотря на возражения Госдепартамента и профессиональных военных юристов, эти правительственные ведомства с подачи юристов из числа политических назначенцев дошли до того, чтобы наделить Президента, как Верховного главнокомандующего, правом отдавать приказы о применении пыток. Следуя этой логике, нужно было бы вручить ключи от камер Слободану Милошевичу и Саддаму Хусейну, поскольку в оправдание совершенных их режимами зверств они также могли бы сослаться на свое "право верховного главнокомандующего".

Все эти политические решения, которые принимались далеко не на уровне рядовых исполнителей, способствовали формированию атмосферы вседозволенности, когда цель оправдывает средства. Иногда на недозволенное обращение с задержанными просто закрывали глаза, в других случаях нарушения активно поощрялись или совершались по прямому приказу. В ситуации, когда с самого верха поступал запрос на "прикладную оперативную информацию", то есть такую, которая могла бы обеспечить ответ на стабильный поток американских потерь из-за действий фанатиков из иракского сопротивления, - оперативники вряд ли были готовы всерьез воспринимать запрет пыток и жестокого обращения.

По многим вопросам администрация Дж. Буша и сегодня остается на тех же позициях. США по-прежнему отказываются распространять действие Женевских конвенций на кого-либо из более 500 задержанных в Гуантанамо (вопреки решению американского же суда о неправомерности такого подхода) и на многих других пленников в Ираке и Афганистане. Сохраняется практика секретных тюрем, несмотря на все свидетельства того, что это служит одним из ключевых факторов пыток. Администрация не отказалась от "передачи" подозреваемых правительствам, которые практикуют пытки, и продолжает свой крестовый поход против Международного уголовного суда. В Вашингтоне по-прежнему предпочитают отделываться туманными и общими комментариями в связи с апологетикой пыток, содержащейся в пресловутых "меморандумах" близких к администрации юристов. Наконец, американское правительство так и не осудило силовые методы следствия и не приняло четких политических установок по их запрету. Напротив, судя по имеющимся данным, еще в июне 2004 года - по прошествии немалого времени после обнародования фотографий из Абу-Граиб - задержанные в Гуантанамо подвергались побоям, длительному одиночному заключению, сексуальным унижениям, перегреву или переохлаждению, а также принуждению оставаться в болезненных стрессовых позах - приемам, которые МККК, по сведениям, назвал равносильными пыткам.

Формирование нового состава администрации заставляет сделать вывод о том, что президент Дж. Буш оставил в стороне даже вопросы моральной ответственности. Уходит госсекретарь Колин Пауэлл, бывший самым решительным противником отказа от Женевских конвенций. Министр обороны Рамсфелд, в нарушение международного права санкционировавший применение силового допроса, сохраняет свой пост. Главный юрисконсульт Белого дома Альберто Гонсалес, бывший заказчиком меморандумов в оправдание пыток и сам писавший, что в условиях борьбы с терроризмом положения Женевских конвенций об обращении с лицами, лишенными свободы, отдают "старомодной чудаковатостью", был выдвинут за свои заслуги на пост генерального прокурора. В целом ноябрьские выборы, похоже, только укрепили самоуверенный настрой администрации Буша-младшего, которая традиционно не отличалась склонностью к серьезному самоанализу. Теперь, празднуя победу, администрация вообще не хочет обсуждать свою роль в скандале с Абу-Граиб и в других эпизодах жестокого обращения с подозреваемыми.

Извращенная логика пыток

В основе нежелания нынешней американской администрации отказываться от силовых методов следствия лежит извращенная и опасная логика. В силовых структурах США многие, похоже, пребывают в убеждении, что интенсивный допрос необходим для спасения Америки и ее союзников от сокрушительного удара террористов. Они допускают, что пытки и жестокое обращение - это зло, но считают при этом большим злом убийство многих людей, так что выбор для них очевиден. Однако, осознавая фундаментальность запрета пыток для современной цивилизации, даже сторонники жестких подходов в борьбе с терроризмом не склонны проповедовать пытки как систематическую практику. Они предпочитают говорить об исключительных случаях, когда, скажем, оперативникам известно, что задержанный знает, где установлен часовой механизм, и нужно любой ценой "расколоть" его ради спасения человеческих жизней.

Такой сценарий мог бы составить основу добротного философского диспута, но в реальной жизни он встречается довольно редко и уж во всяком случае не в том виде, который делал бы неизбежными массовые пытки. В действительности оперативникам почти никогда не суждено знать, что арестованному что-либо известно о некоем конкретном неумолимо приближающемся теракте. Оперативные данные практически никогда не позволяют заранее получить конкретную информацию такого рода. Вместо этого ситуация обратного отсчета становится опасно широким предлогом, под который можно подвести любого человека, который может хоть что-то знать о планах террористов в неопределенном будущем. В конце концов, почему защиты любыми средствами должны заслуживать только потенциальные жертвы неминуемого теракта? Почему нельзя применять пытки для предотвращения теракта, который может случиться завтра, на следующей неделе или через год? А когда запретов больше нет - стоит ли ограничиваться только подозреваемыми террористами? Почему бы не "нажать" на их родственников или знакомых, на любого, кто может сообщить сведения, которые помогут спасти людей? Дорожка получается довольно скользкая.

Поучительным примером опасной гибкости такой логики может служить опыт Израиля. В 1987 году комиссия Ландау санкционировала применение "умеренного физического воздействия" в критических ситуациях. Практика, поначалу подававшаяся как допустимая в исключительных случаях для спасения человеческой жизни, постепенно превратилась в рутинную. Вскоре пыткам подвергались от 80 до 90 процентов палестинцев, задерживаемых по мотивам безопасности, - так продолжалось до 1999 года, когда Верховный суд Израиля запретил применение силовых методов.

Для разрешения пыток - в исключительных, разумеется, случаях - предлагаются и другие схемы. Право санкционировать пытки может быть предоставлено судье. Можно также ввести оговорку о необходимости получения согласия на высшем уровне исполнительной власти. В итоге, однако, любая регламентация разрешения пыток завершается их легализацией и создает предпосылки для формирования устойчивой практики. Как только появляется малейшая лазейка, безусловный запрет обречен на нарушение. Регламентация превращается в разрешение.

Администрация Буша-младшего попыталась допустить всего лишь ограниченное давление под строгим контролем, но это вполне закономерно привело к широкому использования силовых методов. Стоит любому правительству позволить оперативникам причинять подозреваемым тот или иной уровень боли, страданий или унижения - эскалация произвола становится лишь делом времени. И это естественно, ведь матерый террорист вряд ли обратит внимание на некоторые неудобства или незначительную боль. Как только силовое давление оказывается разрешенным, любой дознаватель окажется перед соблазном "додавить" подозреваемого, пока тот не "расколется". Так жестокое, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение уступает место пыткам.

Как говорят самые опытные профессионалы и как, кстати, гласит американское армейское наставление по ведению допроса, силовые методы следствия дают намного меньше шансов получить надежную информацию, чем проверенные временем методы скрупулезного подбора вопросов, проверки и перепроверки, и завоевания доверия задержанного. Человек, которому грозят тяжелые физические страдания, скорее всего, будет говорить то, что в его представлении может эти страдания остановить. При этом опытный оперативник может зачастую добиться достоверных сведений от самого запирающегося подозреваемого, не прибегая к силовому давлению.

К тому же, как только запрет пыток прорван, трудно контролировать последствия. Пыткам могут подвергнуться не только "подозреваемые террористы", но и любой человек, оказавшийся за решеткой в любом месте земного шара, в том числе, разумеется, и американцы. В конце концов, какие основания протестовать против недозволенного обращения с их военнослужащими будут у Соединенных Штатов, если Вашингтон точно так же относится к своим задержанным?

Наконец, компромисс в вопросе запрещения пыток ведет к подрыву других прав человека, и это уже создает угрозу для всех, отчасти из-за опасных последствий антитеррористической кампании. Действительно, раз уж можно поступиться фундаментальным запретом пыток, то почему нужно обязательно соблюдать базовый принцип ненанесения ударов по гражданскому населению? Палач, конечно, может оправдывать свои действия высшими интересами, но такой же логике следует и большинство террористов. Истина состоит в том, что ни в одном из случаев цель не должна ставиться выше средств ее достижения.

Европейский союз

В условиях размывания американского авторитета в правах человека возникает острая необходимость заполнить освободившееся место лидера. Естественным кандидатом представляется Евросоюз, однако его практика остается в лучшем случае непоследовательной. На официальном уровне объединенная Европа выступает за игру по правилам, признавая, что "утверждение законности и защита прав человека - это наилучший путь к укреплению международного порядка". ЕС также неоднократно высказывался в том смысле, что любые антитеррористические меры должны строго соответствовать международным нормам по правам человека и положениям гуманитарного права. Стоит упомянуть и том, что европейцы последовательно поддерживают складывающуюся систему международного правосудия.

При всем этом, однако, европейские правительства и сами демонстрируют готовность нарушать фундаментальные правозащитные стандарты, вплоть до посягательства на запрет пыток. Так, Швеция отправила двух подозреваемых террористов в Египет - страну с доказанной систематической практикой пыток. Стокгольм попытался сохранить видимость приличия, прикрывшись фиговым листком дипломатических заверений египетской стороны, но эти заверения, как и следовало ожидать, были отброшены. Террористов или подозреваемых террористов передавали или пытались передать в страны, где существует риск пыток, также Германия, Нидерланды, Австрия и Великобритания. Последняя, к тому же, отказывается признавать недопустимой в суде информацию, полученную с применением пыток; британское правительство пытается ссылаться на то, что не применяет пыток, а лишь пользуется их результатами, однако в такой ситуации продолжение сотрудничества с силовыми структурами других стран только подталкивает зарубежных коллег-оперативников к новым пыткам.

Аналогичная "гибкость" в отношении правозащитных стандартов в борьбе с терроризмом проявляется и в практике содержания под стражей в ряде стран - членов ЕС. Великобритания заявила о своем праве отступления по ключевым обязательствам, чтобы получить возможность бессрочного содержания под стражей без обвинения и суда иностранных граждан, подозреваемых в причастности к террористической деятельности. В Испании подозреваемых в терроризме могут держать фактически в полной изоляции до 13 суток, без права конфиденциального общения с адвокатом. Франция настаивает на своем праве задерживать без обвинения на срок до трех лет французских граждан, освобождаемых из Гуантанамо.

Все это снижает весомость европейской заявки на лидерство, освободившееся с увлечением Вашингтона силовыми методами следствия. В то самое время, когда следовало бы дистанцироваться от порочной американской практики, Евросоюз, похоже, предпочитает лишь творчески развивать ее. Для того чтобы объединенная Европа могла выступить эффективным противовесом американскому негативному влиянию на систему норм по правам человека, ЕС должен без промедления подтвердить свою приверженность фундаментальным принципам.

Взгляд в будущее

Характер реагирования на два сложившихся вызова будет в значительной степени служить для каждого государства проверкой на прочность в том, что касается приверженности правам человека. Будет ли мир по-прежнему со стороны наблюдать за этническими чистками в Судане или все же будут приняты решительные меры по прекращению убийств, изнасилований, поджогов и насильственного перемещения, а суданское правительство наконец заставят обеспечить безопасные условия для возвращения перемещенных лиц? В зависимости от ответа можно будет судить о том, в состоянии ли мировое сообщество убедительно установить предел для кошмара, в который правительству позволительно погружать собственных граждан.

Во-вторых, будут ли Соединенные Штаты - вопреки целому корпусу фактов, свидетельствующих о том, что за нарушениями в Абу-Граиб и в других местах стоит в том числе и официальная политика администрации, - по-прежнему относиться к пыткам задержанных как к отдельным случаям неуставных действий нижних чинов или все же пойдут на создание по-настоящему независимой комиссии по типу 9-11, которая должна стать первым шагом на пути к признанию политического аспекта проблемы, наказанию виновных и официальному отказу Вашингтона от силовых методов следствия? Без этого мировому сообществу будет трудно сохранить действенность запрета на пытки и жестокое обращение, а США - восстановить как свою роль авторитетного борца за права человека, так и эффективность глобальной антитеррористической кампании.

Ни один из этих вызовов не предполагает легких решений. Спасение жителей Дарфура потребует от международного сообщества выделения значительных людских и материальных ресурсов. Признание глубины проблемы с Абу-Граиб невозможно без ущерба для политической репутации. Но и то, и другое необходимо. Пора подняться выше комфортных отговорок и соображений целесообразности и восстановить статус того, что должно служить руководящими правозащитными принципами для каждого государства.